У новозыбчанки Лидии Капустиной этот год — юбилейный

Родилась в Клетнянском районе в деревушке Оброчное, которая, к горькому сожалению Лидии Афанасьевны, уже опустела: покосились дома, заросла молодым леском дорога. «В прошлом году внук возил туда. Прошлась, где смогла, огляделась: на окраине дом еще виден. Когда-то тут был сад огромный, пасека. Место болотистое, и у каждого на участке был прудик, карпов запускали. 72 года там прожила. И строились, как замуж вышла, и детей родила и вырастила».

В далеком 1941-м деревня жила полной жизнью: много дворов, колхоз. Война пришла внезапно, а вместе с ней в деревне появились немцы и полицаи. Лидочке было всего 7 лет, но события того времени навсегда врезались в ее память. «Приносят винтовку, в руки отдают — ты будешь полицаем. Старых не трогали. А с молодыми не церемонились. Был у нас сосед, Хонькой звали, как отца моего, хороший очень. Ему партизаны сказали, чтоб сам в полицаи шел и им все передавал. Да только с соседями он поругался, они его немцам и сдали. А те отвели метров на 700 от деревни, яму вырыли и застрелили», — вздыхает Лидия Афанасьевна.

В 1942 году все семейство, состоящее из родителей и семерых детей, загнали в большую бабушкину хату и подожгли. Выжить удалось только благодаря молодому немецкому солдату, который выбил окно с обратной стороны дома и все кричал: «Hier, hier», что значит «сюда». Тогда сгорела вся деревня…

Не успел Лидин отец отстроить небольшой домишко, как беда пришла вновь. В 1943 году оставшихся жителей выгнали из домов на центральную улицу и куда-то погнали. А деревню снова сожгли дотла. «Пригнали нас в Дубровку. Там большой загон, проволокой колючей обнесенный. Уже полный. Нас с самого краю загнали. А в середине яма круглая, глубокая — туалет. Вокруг солдаты с овчарками ходят. Дали котелочки литровые. Кормили хуже, чем собак. Выльют в котелочки варево, а там мясо тухлое и черви огромные. Хлеба давали детям паечку тоненькую, взрослым побольше. 80 лет прошло, а я никак не забуду», — вспоминает бабушка Лида.

Им повезло — детей оставили с матерью, забрали только отца. Всех мужчин держали отдельно, под замком. Нашелся один знакомый, который замки ночью вскрывал и показывал, где постов нет, какой дорогой идти, чтоб семью повидать. И папа приходил ночью. Ловили за этим делом несколько раз, но, как ни странно, жалели.

А потом погнали до Рослова. Немцы тогда отступать стали. И появился Бишлер со своей армией, зерно по сожженным и покинутым поселкам собирал. Немного не дошел до пепелища родной Лидиной деревушки, поставил большие казармы. Весь собранный хлеб хранил в построенной кладовой. А как отступать стал, все сжег, ничего не оставил.
И опять измученных людей гнали. Назад. Почти под Дубровкой бросили. Красная армия наступала, противник бежал, и пленные стали не нужны. «Ползли тихонечко в свою сторону. От деревни к деревне. Лесами. Уже почти под Клетней остановились. Там хата была большая уцелевшая. Правда, даже без пола. Много нас там было. Стоит перед глазами мальчик лет трех и все кричит: «Мама, мама!» А мамы нет, не стало ее. Придут ребята постарше, забавляют его, отвлечь пытаются. А он уже опух от крика. Где он делся, этот мальчик, не знаю», — голос собеседницы дрожит от слез.

Возвращались на малую родину долго. Родители впереди, а дети гуськом, — следом. Самые младшие — на руках. Уже на подходе чуть не попали в переделку: «Не знали мы, что наши уже так близко. Папка к березе прислонился, дух перевести. Пуля совсем рядом прошла, аж картуз сорвало. Стоит красный. А мы с младшей сестрой смехом заливаемся. Надо же — папу напугали».

Послевоенный быт восстанавливали долго, все вместе. Отстраивались потихоньку, помогали друг другу.

Лида росла видной и работящей. В 15 уже косила и пахала — с детства у отца научилась. Замуж вышла в 20-ть и прожила с супругом 37 лет, родила троих детей. Сейчас она уже бабушка и прабабушка. И, как глава большой семьи, мечтает только об одном – чтобы ее родным и близким никогда не довелось делиться такими страшными воспоминаниями…